Сурский рубеж (рассказ, по которому сняли мультфильм)

Сурский рубеж
(рассказ, по которому сняли мультфильм)

Шестакова Галина
Сурский рубеж
(рассказ, по которому сняли мультфильм)

— Ну бабоньки, — в избу зашел председатель Иван Петрович, — вот и до вашего дома очередь дошла.
— Дверь, окояный! — прошамкала бабка Анна, указывая ему на клубы морозного воздуха, ворвавшегося с улицы. — Топишь, топишь, все без толку. Все заборы уже разобрали на дрова. А дрова, когда ты нам последний раз выписывал, а?
— Ладно, не горячись старая. Я пришел по делу, а не пререкаться с тобой. Где Мария? В соответствии с указанием, — председатель сбился и достал смятую бумагу из кармана, прищурился и стал читать, старательно произнося каждое слово и немного подражая Левитану, — ГКО от 16 октября 1941 г. СНК Чувашской АССР и бюро Чувашского обкома ВКП(б) приняли постановление, согласно которому необходимо «мобилизовать с 28 октября 1941 года для проведения работ по строительству на территории Чувашской АССР Сурского и Казанского оборонительных рубежей население республики не моложе 17 лет, физически здоровых, — он выдохнул и посмотрел на бабку. — Поняла? Где Мария?
— Мария, — бабка всхлипнула, — подь, посмотри, — она кивнула в сторону ситцевой занавески, — горит она! В бреду уже третьи сутки! Все ты! Загнал ее в лес, на дрова сразу после родов! Вот и не выдержала.
Председатель вздохнул, но за занавеску посмотрел, чтоб удостовериться. Рядом с Марией сидела ее старшая дочь Лида и меняла мокрые тряпки на горячем лбу матери.
— Что, дяденька-председатель не веришь? — она серьезно посмотрела на Ивана Петровича. — В огне мамка, никого не узнает.
— Верю, не верю, мне положено отправить всех физически здоровых на строительство. Немец под Москвой, того и гляди, не устоят наши. Надо противотанковые рвы копать, окопы! Надо землянки готовить бойцам! Огневые точки! Вы что, — все больше распаляясь, кричал председатель, — не понимаете? Война! А они болеть да рожать придумали!
— Ладно, не кричи так Иван Петрович, понимаем мы все. Я сама пойду, за мамку. Возьмешь меня? — спросила Лида.
— Лет-то, тебе сколько? Четырнадцать-то есть? — усмехнулся председатель и махнул на нее рукой. — Ладно, пошел я.
— Почти, — Лида вышла из-за занавески. — Смотри, я рослая. Я справлюсь.
— Нет, Лидка, — свесился с печи братик, — я пойду! За тебя и за мамку!
— Сиди уже! — прикрикнула на него бабка, — девятый год пошел и туты же!
Председатель посмотрел на нее и сказал:
— Завтра в пять утра выходим от конторы. С собой лопату. И оденься теплее, — он еще раз посмотрел, хотел что-то добавить, но только устало махнул рукой.
Утром бабка натянула на Лиду, все, что было теплого в доме.
— Не хватало, чтоб еще и ты заболела, — ворчала она, протягивая варежки упирающейся Лиде, — что я отцу твоему скажу, когда он с фронта вернется? А он мне, что скажет? Не уберегла Машу, и ты вот еще, — бабка не выдержала и заплакала.
Лида ткнулась в сморщенную бабкину щеку, обняла и сказала:
— Сестренку береги и маму с братиком. Скоро победа, мама поправится, и сестренка вырастет! А имя ей потом вместе выберем, как я вернусь, — она взяла лопату и выбежала, напустив клубов холодного воздуха в избу.
Бабка незаметно перекрестила ее в спину, пробормотав «спаси и сохрани».
***
До Сурского рубежа было идти 10 километров. У конторы колхоза собрались все, кто мог держать лопату.
— Лидка, ты то куда? — сказала тетя Паша. — Мала ведь еще.
— Я за маму пошла, — Лида серьезно посмотрела на тетю Пашу, — как же мы, неужели бойцов наших бросим? Папу моего?
— Не бросим, — тетя Паша, обняла Лиду, — держись со мной, Лида, справимся.
Шли долго. Замерзли и когда вышли к правому берегу, Суры у Лиды совсем заиндевели ресницы и волосы, выбившиеся из-под платка. Варежки не спасали от холода. Да и валенки были уже латанные не раз.
На берегу их встретил майор:
— Работать начинаем в 8, — он сурово посмотрел на кучку баб из Кудеихи, переминавшихся и оглядывающихся по сторонам. — Норма для всех одна, — он указал пальцем на Лиду, — даже для тебя. Делаешь как хочешь. А не можешь, значит, другие за тебя делать будут. Это вам не ясли!
Бабы загомонили, стараясь объяснить, спросить, узнать, но майор перебил их:
— Работаем 10 часов, норму не выполнили, работаем дальше. Живем теперь, бабоньки по законам военного времени. Поэтому и спрос с вас, не как с гражданских, а как с военнообязанных. Все. Теперь вы непросто бабоньки, а звено! Выбирайте звеньевую и вперед.
— Вот пусть тетя Паша и будет звеньевой! — выкрикнула Лида.
Первую неделю было очень тяжело. Норма никак не давалась Лиде, и ей помогали все женщины из ее кудеихинского звена. Так сказала тетя Паша, что раз звено, значит, норма есть для звена, а не личная. И всегда друг другу будем помогать.
Лида уже стерла все ладошки в кровь, мозоли, набухали и рвались. Варежки были насквозь пропитаны кровью. И да варежки потом Лида выбросила, потому что порвались совсем. И валенки совсем прохудились. Лида завязывала их тряпками, чтобы в дыры не набивался снег, когда совсем становилось нестерпимо холодно, она начинала подпрыгивать вокруг своей лопаты и хлопать руками по бокам:
— Ух, ух, только б до лета дожить! И все наладиться!
Тетя Паша, подходила и совала ей свои варежки:
— На, погрейся! Да и отдохни маленько, — она подталкивала ее в спину. — Поди спроси у Феклы, вести есть из дома?
— Нет, — упрямилась Лида, — я знаю, вы специально, чтобы за меня докопать!
— Да нет, — упиралась тетя Паша, — и снова подталкивала Лиду в спину, — добеги еще до майора, скажи, дрова кончаются, костры палить нечем!
Тут Лида сдавалась и бежала к майору. Без костров копать было совсем невмочь. А копать надо на глубину метра два, окопы и землянки для бойцов. Морозы в эту зиму стояли страшные, все за 40 градусов держались. Но бабоньки в кудеихинском звене не жаловались, наоборот, радовались, что фриц, непривычный к таким морозам, быстрее побежит от нашей армии.
Лида дошла до майора, требовала дрова, майор ругался, что мужиков у него раз-два и обчелся.
— Вот, принимай, — он кивнул на молодого человека, — это звеньевой. Будете обмениваться опытом. А потом устроим соревнование, кто из звеньев выполнит, а может, и перевыполнит норму, будет награда!
— Меня Вася зовут, — подмигнул Лиде молодой человек. — Я из университета. А вот обувка у девочки, товарищ майор, совсем никудышная.
— Я вам не нянька! — огрызнулся майор.
— Ладно, — сказал Вася, — нам университет лаптей закупил и прислал с обозом, как будущему герою и победителю соревнования, наша бригада выделяет тебе лапти!
Лида засмущалась и стала отказываться. Но майор ее перебил:
— Там с обозом еще письмо одной из вашей пришло, — майор вручил Лиде измятый листок, вырванный из тетради.
— Это Фекле! — обрадовалась Лида. — Она давно вестей ждет из дома! Поправились у нее дочка, наконец?
Обратно шли с Васей. Лида прижимала лапти и расспрашивала Васю, как он учится в университете:
— А кем ты будешь? Учителем? Это хорошо, Вася. Я бы тоже учителем стала, только я бы совсем маленьких учить пошла! А у меня братик есть и сестренка совсем недавно родилась! Поэтому я за мамку и пошла окопы рыть!
— Вот кончится война, — мечтательно сказал Вася, — и пойдешь учиться. Будешь самым лучшим на свете учителем!
Лида представляла, как она взрослая после войны идет учиться. Надо только фашистов победить!
— Тетя Паша, — закричала Лида, как только увидела звеньевую, — вот, нам для обмена опытом прислали! И мне лапти подарили!
— Наградили тебя, Лида! — улыбнулся Вася. — Как самого молодого героя на Сурском рубеже.
— А еще у нас соревнование будет потом, — выпалила Лида, покраснев оттого, что Вася назвал ее героем, — между звеньями. А еще Фекле письмо пришло!
Фекла, услышав про письмо, оттолкнула Васю и протянула руку:
— Давай!
Схватила письмо, открыла и заплакала.
— Поправилась дочка-то у меня, — радостно вытирая слезы сказала Фекла.
— Ну, тогда, показывайте инструменты, — улыбнулся Вася. — Точите? Я на всякий случай брусок принес. Кому лопату поточить?
Женщины разволновались. Столько новостей: и соревнование, и обмен опытом и молоденький Вася, и письмо из дома Фекле.
***
Лапти, подаренные Васей, спасали Лиду в такие морозы. Она обматывала ноги тряпками, а плотно сплетенные березовые лапотки спасали ноги от стужи. Размер, правда, был великоват, но это позволяло намотать побольше тряпья для тепла.
Жили в землянках, старик Иван Гаврилович был поваром и печником. На войну его не взяли по старости, и он очень горевал поэтому. И первым вызвался сам, копать Сурский рубеж. Но и копать он не мог, просто лопата не держалась в его стариковских руках. Но его не выгнали, оставили в звене, помощником.
Он кашеварил, точил лопаты бабонькам, как ласково называл всех, даже Лиду, хотя она фыркала и смеялась на это. Чинил, что получалось чинить, и смотрел ночью за огнем. Как-то поздно вечером он разбудил Лиду:
— Вставай, бабонька, вставай! Там к тебе там приехали.
Кто к ней приехать мог, Лида не знала. Разволновалась, спросонья не получалось ноги обмотать, все тряпки сырые были, Иван Гаврилович как раз только развесил в землянке сушить одежду своих бабонек.
— Лида, валенки мои надень, — тихо сказала тетя Паша, — да беги скорее!
Лида схватила валенки, тоже мокрые после работы, сунула ноги и бежать. Сердце трепыхалось, что случилось?
Добежала до берега реки и увидела, рядом с майором ее братик стоит с большим узлом.
— Лидка! — он бросился к ней. — Мамка жива, жива, не реви ты! Вот собрали тебе одежки какой и поесть вам.
— Что ж ты ночью-то?
— Заплутал я, — он гордо посмотрел на сестру. — Видишь, я большой, сам приехала на лыжах! И привез сам! Теперь дорогу знаю, скоро еще приеду.
— Как там, — Лида шмыгнула носом, — дома-то? Мама как? А бабушка? А сестренке имя не дали без меня?
— Мама поправляется и скоро, говорит, заместо тебя пойдет копать. От папки письмо пришло. Живой! Немножко ранетый, правда. Но бабка сказала, главное — живой.
— О, миленький ты мой! — Лида радостно обняла братика. — А сестренка как?
— Ждем тебя имя выбирать. Растет, что с ней станеться-то. Чмокает. Все, пора мне, мамка ждет.
— Ночью? Один? Не забоишься?
— Нет, — серьезно ответил братишка, — я уже взрослый. Папка так и написал, что пока его нет я глава семьи. Дойду. Ты не переживай. Через неделю снова приеду.
Лида, пока шла до своей землянки, все гадала, что же там ей собрали? Есть им хотелось все время. Был только один горячий обед, на завтрак и ужин были лепешки, из серой клейкой муки. Как часто ей снились бабкины пироги, еще довоенные с творогом, с ягодами. Вкусные и сладкие. И как папка, иногда, покупал конфеты. Эх, когда еще, конфеты Лида поест?
Тут же одернула себя, главное, победа, а конфет, потом, после войны наемся. В землянке не спали и ждали Лиду.
— Ну? — первое, что спросила встревоженная тетя Паша, — дома как?
— Поправилась мама! И сестренка хорошо. Чмокает, братик сказал, — рассмеялась Лида. — И папка письмо прислал. Немножко раненный, но живой, это главное!
Женщины радостно загомонили, добрые вести из дома, от родных, пусть даже не своих сейчас воспринимались всеми особенно остро.
— Смотрите, мама нам картошки прислала и хлеба! У нас сегодня пир горой!
В январе 1942 года майор собрал все звенья строителей Сурского рубежа.
— Сегодня у нас великий день! Мы закончили строительство рубежа! — несмотря на холод майор был без фуражки, в расстегнутой шинели. — Ура, товарищи! Все вы совершили трудовой подвиг! И все вы молодцы! А еще страна награждает все звенья строителей, за вашу героическую работу. А даже нашего самого молодого строителя, — он посмотрел на Лиду, — тебя! Иди, иди Лида! Тебя награждают премией за твою работу.
— Премией? — удивилась Лида.
— Да! — улыбнулся майор. — На что потратишь? На конфеты небось?
— На победу! — не задумываясь сказала Лида. — Я всю премию отдам на строительство танка!
— Молодец!